Кто бы мог в то время подумать, что полеты в дальние края Вселенной могут стать возможны уже сейчас? Ведь только земные корабли попробовали «почву» Марса, и вот — весь космос перед землянами!
Это случилось, и благодаря даже не гениальному открытию, а кропотливой работе учёных. Они много сил потратили, пытаясь создавать искусственно на короткое время небольшие Черные дыры. Было уже давно известно, что эти необычные объекты рождаются всегда парами, которые внепространственно связаны между собой змеевиками. При этом, видели ученые, пары данные могут располагаться на самых разных расстояниях — начиная двойными системами и кончая противоположными краями Вселенной.
Но только когда в лаборатории образовалась первая маленькая черная дыра, родилась сенсация — по змеевику можно путешествовать! Причем парная дыра рождалась в нужном ученым месте с точностью до километров!
После этого пошло бурное развитие соответствующих технологий, и вскоре без труда были изобретены изящные космические корабли, способные без особых затрат энергии самостоятельно использовать открытый эффект — достаточно подлететь к любой звезде.
Испытания были очень успешные, без единого происшествия, с попутными иными сенсациями в области физики, и вскоре всё человечество решилось послать корабль к самому центру вселенной, дабы, наконец, ответить на главный вопрос, мучавший людей уже давно: как этот мире появилось?
Почести кораблю, взлетевшему с одинокого острова Тихого океана, отдавало всё человечество, в предвкушении разгадок великих тайн ликовала вся Земля. Но экипаж, самые натренированные в тот момент люди на планете, были спокойны. Кто знает, вернутся ли они вообще? Не погибнут ли в темных, неизведанных безднах холодного космоса?..
Земля была далеко, а Солнце угрожающе выросло. Уже несколько дней радио никто не слушал. Прощальные возгласы исчезли из эфира, и в какое-то мгновение Нику, капитану корабля, показалось, что о них уже совсем забыли.
Шли последние приготовления к прыжку в жерло Черной дыры, и Нику почему-то оно представилось в виде ослепляющей огненной геенны, на дне которой застыло адское одиночество…
Из задумчивости капитана вывели сигналы тревоги. Противно заскрипела сирена, всё залил раздражающий красный, а по экранам замелькали сообщения о неисправностях. В следующее мгновение всё прекратилось, и вновь повисла сосредоточенная рабочая тишина. Только по селектору прохрипел голос Дэна, техника корабля, молодого, жилистого парня:
— Извините, это я зацепил узел распределителя сигналов от датчиков. Всё в норме.
— Не нравиться мне это, — через некоторое время молчания сказал Эф-Кей, узкоглазый астронавигатор, которого вместо инициалов его имени еще называли просто Кейв.
— Что не нравиться? — поинтересовался штурман Ганс, не отрывая рук от клавиш.
— Экипаж на корабле плохо сочетается. К тому же, нас шестеро, не очень хорошее число.
— Да-а? — потянул Ганс. — А я и не знал, Кейв, что ты суеверный христианин и веришь во всякие там сатанинские шуточки.
— Я не христианин, — заявил Эф-Кей.
— Извини, я не знал, что ты пифагореец.
— И не пифагореец какой-то, — отрезал азиат, и вновь опустилась тишина. Но не надолго.
— Кейв, так ты китаец или японец? — в очередной раз попыталась пошутить веселая мулатка Лимия, медик корабля.
Эф-Кей ничего не ответил, слегка ей улыбнулся и вернулся к работе. Дело в том, что он был предложен в экипаж представителем этих стран как сын обеих. Но обижаться не было смысла: Лимия сама была густой смесью чёрнокожей Африки и арабской крови.
— Не работаешь, так не мешай другим, — сказал Лимии гибкий программист Дюран. — Скоро будем обедать — я такое блюдо приготовил!
…Переход прошел гладко, Ник так и не увидел никакой геенны, не было вообще ничего. Просто нажатие кнопки и голос Эф-Кея:
— Ну, вот мы и на месте.
Экраны показывали великолепный пейзаж, системы и скопления звезд казались яркими, крупными огнями на фоне тёмного пространства и, видимые с помощью специальных рассеивателей, переливались разными цветами. Казалось, что они должны двигаться, вращаться водоворотом, словно солнечные блики на воде, но они висели неподвижно, словно вокруг них остановилось время…
…Обратные переход был не менее успешен, но души астронавтов горели. Теперь-то они везли огромное количество разгадок тайн, от которых сворачивался разум, центр Вселенной не стал их скрывать, и все предвкушали великое будущее человечества, которое стало таким ясным.
Но при приближении к родной планете стало рождаться беспокойство.
— Это не совсем Солнечная система, — заявлял Эф-Кей.
— Что ты имеешь в виду, Кейв? — как-то странно спросил капитан.
— Плутона и Нептуна просто не существует, из-за чего, возможно, орбиты остальных планет несколько уже, ближе к Солнцу. Активность самого Солнца ниже, чем было до нашего отлёта, пояс астероидов слегка выражен, зато на его орбите небольшая планета неправильно формы. С Землей тоже изменения: Луна увеличилась почти на треть своего прежнего веса, а поверхности Земли не видно из-за густых облаков. И это не всё. Главное в том, что вокруг не наше небо. Звёзды как бы сдвинуты, словно мы сбились с курса, и попали за миллиарды километром в сторону от Земли.
Повисло мрачное ожидание, и все взгляды устремились на Ганса. Он возмущенно развел руками:
— Все координаты в программе верны, я проверял множество раз. Компьютеры работали без единого сбоя в течение всех годов, что мы провели у Центра. Мы вернулись точно туда, откуда улетели.
Но спорить никто не стал. Совместно решили, что самое правильное в данном случае одно — выяснить всё на первоместе, то есть на родной Земле.
Когда корабль опустился под облака, астронавтам представилась совершенно незнакомая картина: повсюду океан и лишь один небольшой желтоватый континент на пузе планеты. Кое-где были острова, но пустынные и скалистые, океан, было видно даже с корабля, густо населен, как и легко узнаваемыми, так и не очень знакомыми существами.
Корабль облетел почти весь континент, но их никто не встречал, и не было слышно никаких сигналов — радио молчало с момента их возвращения. Но люди были. По всему континенту были разбросаны небольшие поселения, деревеньки с высокими, даже в несколько этажей, деревянными домами, среди которых бродили самые обычные человеческие создания. Люди занимались своими делами и не обращали никакого внимания на корабль в небе, словно его и не было. Нигде никакой техники астронавты не заметили, лишь лошади да телеги то тут, то там возили унылых крестьян.
На всей суше оказалось только одно более или менее крупное поселение, которое можно было назвать даже небольшим городком, но и оно отличалось от других лишь большим количество высоких домов. Именно туда астронавты и решили сначала заглянуть.
Зрелище было прекрасное, когда изящный корабль опустился в клубах пыли, но его никто не наблюдал. Лишь одинокий толстячок стоял перед люком, когда его тяжело открыли.
— Приветствуем вас в нашем городе, — весело сказал этот пожилой толстяк, подняв руки к небу. — Надеемся, вы останетесь с нами, дабы пополнить его!
Человек говорил на вполне понятном английском языке, на котором общались между собой интернациональные астронавты. Поэтому после ответных приветствий капитан спросил:
— Что это за город?
— Патрия, — напевно ответил толстяк. — И я мэр этого города. Наш город самый крупный на континенте, потому носит такое название.
Никто такого названия не знал, но это ничуть не повысило мрачного настроения членов экипажа.
— Континента? — спросил задумчиво Ник.
— Континента Патрия, — весело скандировал мэр.
— А название планеты?
— Патрия, конечно же! — не желал угомониться мэр. — Но идемте, идемте, для вас, наверное, уже приготовили места.
То, что планету называли не Землей, немного приободрило астронавтов, у некоторых даже загорелись искорки надежды в глазах. За мэром они шли уже увереннее.
Привели их в двухэтажный дом, такой же деревянный, как и все вокруг, и расположили в отдельных комнатах.
— Если захотите остаться, — сказал мэр, — вы можете потом построить себе отдельные дома.
— Мэр, почему жители не обратили на нас внимания? — спросил Ник.
— Понимаете, люди у нас занятые, после катастрофы дел много, а вы прилетели не первые и не последние. Другие до вас иногда опять улетали, иногда бросали корабли и оставались. Как вы поступите — не знаю, но сначала осмотритесь.
— Вы сказали, катастрофы?
— Да, была очень давно. Много лет прошло, но все никак не оправимся. Много людей погибло, но мы живы и пытаемся всё возродить.
— Мэр, мы можем изучить позже город?
— Конечно, без проблем. Можете заходить в любой дом, вам все будут только рады.
Когда мэр удалился, астронавты стали обсуждать то, что успели узнать. Начали появляться различные гипотезы о происходящем.
— Возможно, мы все-таки отклонились от курса, — размышляла Лимия, — и это всего лишь забытая колония землян. Здесь произошла катастрофа, и земляне подумали, что все погибли. И нам надо всего лишь вычислить, где находится Земля, да отправиться к ней.
— Но координаты ведь внесены верные, — заявил штурман Ганс. — Происходит оценка не столько откуда мы прибыли, это сложно у центра, но и текущая наблюдаемая карта Вселенной и информация о том, в каком секторе наша цель.
— Солнечная система, насколько я знаю, тоже вращается вокруг центра галактики. Вот она в сторону и немного отклонилась и где-то недалеко отсюда.
— Но не могла же она так сместиться за несколько лет? — спросил Дюран.
— Нужны тысячи лет, — сказал Эф-Кей.
— Она могла сместиться, если верна моя гипотеза.
Это сказал капитан, и все взгляды впились в него.
— Могли пройти уже тысячи и даже миллионы лет с момента нашего отлёта, — начал Ник. — Я слышал где-то теорию, что возможно, Вселенная представляет собой этакую трёх мерную гран-пластинку. У Вселенной так же есть свои дорожки, суживающиеся радиусом оборота к ее центру. Каждая дорожка — слой пространства и для того, чтобы ткань пространства не разрывало, каждый слой имеет своё время. Само пространство сжиматься не может, и поэтому, чтобы сохранялась равномерность Вселенной, на ее краях время идет много быстрее, чем в центре. Возможно, в точке Центра время вообще стоит. Неоднородность времени позволяет воспринимать все вокруг как обычно, иначе в центре Вселенной перед нами жизнь текла бы очень быстро — с Земли на наших глазах рождались бы и умирали звезды и галактики. Это ненормально, потому меняется время. Путешествие к Центру заняло у нас всего несколько лет, но ближе к «краю», где точка на «пластинке» Вселенной вращается быстрее, чем у центра, могли пройти тысячелетия.
Все ощутили отчаяние. Они потеряли свой дом и вернулись на планету с неразвитой цивилизацией, на планету, изуродованную катастрофами, на планету, где все их знания никому не нужны.
— Но надо выяснить точно, что здесь случилось. Поэтому мы сейчас разделимся и осмотрим город. Собираемся здесь вечером, и тогда будем решать, что делать дальше.
На улице было недалеко за полдень. Обстановка была совершенно непривычная для астронавтов, еще хорошо помнящих «свою» Землю. Над головой висело сплошь молочно-белое небо, очень низкое и яркое, без каких-либо признаков Солнца или облаков. Под ногами земля была слегка желтоватая, на вид ничем не отличалась. Растения, кусты и даже одинокие деревья у домов обладали листьями не столько зелеными, сколько багровыми. Воздух был пыльный и душный, было так же достаточно жарко. Утвердив последние инструкции, пришельцы на свою родину разошлись в разные стороны.
Дюран некоторое время бродил по улицам в подавленном состоянии, ни о чем не думая. Затем, вспомнив о своем задании и слова мэра, постучал в первую попавшуюся дверь. Ему открыла престарелая полноватая женщина в неярком платье и в фартуке. Радостно улыбаясь, она завела его в дом.
— Я как раз готовила еду, — весело суетилась она, усаживая астронавта за стол.
Дом, через который хозяйка провела Дюрана на кухню, состоял из нескольких комнат. Расставлен он был не роскошно, но аккуратно. На вычищенных прозрачных окнах висели выстиранные до блеска занавески, столики из грубого дерева были накрыты белоснежными скатертями и, как вся мебель, тщательно отдраены. Полы были застелены разноцветными кусками ткани, нигде не было видно ни соринки, ни пылинки, ни паутинки. То тут, то там стояли вазы со свежими цветами.
Посадив астронавта за стол, хозяйка отвернулась к огромной печи, топившейся углем, которая была завалена большим количеством кастрюль и сковород, где что-то кипело, шипело, булькало. От печи исходили клубы пара и дивный аромат самой разнообразной еды.
— У вас, наверное, большая семья? — истекая слюной, спросил Дюран.
— Мой муж погиб несколько лет назад.
Дюран помолчал некоторое время.
— Я тоже очень люблю готовить. Мой отец был поваром в ресторане и научил меня множеству самых разнообразных блюд. Вам чем-нибудь помочь?
— Нет-нет, спасибо. Я уже закончила.
С помощью рук суетливой хозяйки на столе начала расти гора блюд.
— Наверное, ваш дом полон ребятишек…
— Да нет уж. Мои дети давно выросли и живут отдельно далеко отсюда.
Дюрану стало как-то не по себе.
— Тогда зачем вы готовите столько еды?
— Ну, иногда ко мне приходят гости, как вы. Правда, по гостям тут ходят не часто…
— Что же вы делаете с оставшейся едой?
Хозяйка не ответила, и Дюран совсем растерялся.
— Зачем же портить столько продуктов? Вы бы ресторан, что ли, открыли!
— Продуктов у меня много, свой сад, хозяйство. А люди, если хотят, есть и так ко мне приходят. К тому же, я тоже очень люблю готовить.
Хозяйка поставила перед астронавтом последние блюда и сказала:
— Вы тут ешься, а мне, извините, надо еще прибираться в доме.
— Так у вас же совершенно чисто!
— Что вы! Вы же знаете, эти пыль да грязь, — чуть отвлечешься, — а они уже все накрыли! Я сегодня с утра уже два раза убиралась. Затем еще огород…
Когда хозяйка исчезла, Дюран тихо встал и вышел из кухни. Кушанья на прощание послали ему последнее прикосновение пряного аромата, и астронавту впервые в жизни стало противно от еды.
В комнатах, ему показалось, царит стерильная чистота, словно после эпидемиологической отчистки, даже воздух казался чистым настолько, что не ощущался его вкус. Дюран внезапно стал задыхаться и с огромным облегчением вывалился на пыльную улицу…
Капитан Ник решил обойти город по периферии и прогуливался, не спеша посматривая вокруг, по окраине, где начинали редеть и заканчиваться дома. Просто прогуливаясь, он уже многое успел увидеть из жизни местных, но тут он заметил впереди нечто необычное. За задней стеной одного из крайних домов столпились люди. Они что-то высматривали на земле и бурно переговаривались.
Ник осторожно подошел к толпе, и она расступилась перед ним, показывая какую-то кучу лохмотьев на земле. Это был мертвый старик, лысый и крайне худой, морщинистый и низкий ростом. Его голова была, судя по всему, размозжена лежащим неподалеку увесистым камнем. Камень был в пятнах крови, а рядом с ним лежали осколки бутылки.
— Это опять убийца, который живет в пещере у холмов, — сказал один из толпы. Он ни к кому не обращался, но Ник понял, что объяснения приводятся для него. — Уже пятое убийство.
— Я ведь ходил к нему в пещеру, — сказал другой. — Предлагал целый дом, растущий огород, даже капитал в долг, лишь бы не убивал, и так людей мало. А он говорит, мне и здесь нравится, а на пропитание хватает краденного у убитых.
— А я говорил старику, чтобы он не шлялся по ночам с любимой бутылкой, — сказал третий. — А он, мол, куда ж я её дену, если внутри плещется моя жизнь.
Ник непроизвольно посмотрел на осколки стекла, но от пятна жидкости не осталось и следа. Он спросил:
— Не понимаю, почему же убийца не хочет нормально жить и работать? И почему вы его не остановите?
— Остановить его пытались, и даже выгнали камнями и ножами из города, но он всё равно делает ночами набеги на окраины города. А нормально жить он не может, потому что он убийца. Он может только убивать.
— Точно так же, как этот старик не мог жить и не пить…
Ник ещё некоторое время стоял, пока труп старика не подняли и не унесли, оставив лишь кровавое пятно на жёлтой земле…
Лимия выходила из узкого переулочка между трёхэтажными домами. За счёт вечной тени «высоток» там было совсем не душно. В то мгновение, когда она вышла из-за угла, на неё натолкнулась молодая девушка, которая быстро, почти бегом, двигалась по улице.
— Извините, я вас не заметила, — сказала девушка. — Я бегу на холмы, хочу до вечера полазить по срезу пласта.
— А-а, ты увлекаешься альпинизмом! Я тоже любила лазить до отлёта.
— Хочешь, идем со мною, — улыбаясь, сказала девушка, сделав нетерпеливо шаг по улице.
— Прости, у меня мало времени. Мне надо узнать о вас больше.
— Зато у меня ничего важного и много времени, — девушка подхватила Лимию под руку и повела вдоль улицы.
— Можешь тогда рассказать о жизни молодёжи здесь? — спросила астронавт.
— Конечно, что угодно!
Девушка быстро заговорила, рассказывая, при этом она делала долгие паузы, то ли пытаясь что-то не сказать, то ли подбирая слова.
— Мне с друзьями здесь весело. Пока родители живы, о доме и пище можно не думать, вот мы и веселимся на полную катушку, пока есть время. У нас есть даже своя музыкальная группа. Конечно, мы играем ещё не очень, но устраиваем почти каждый вечер танцплощадки. Музыку мы любим, но даже здесь её мало, только молодежь ею и занимается, взрослые-то всегда заняты. Но нам много и не надо, слегка расслабиться да повеселиться. Иногда мы уходим в походы, подальше от города, а, значит, и разговоров. Тогда-то по-настоящему интересно! И пусть взрослые не говорят, что наше главное дело- возрождение после катастрофы, и, мол, очень многое зависит от каждого поколения. Но чаще мы с друзьями просто ходим на ночные пикники, а я ещё люблю лазить по каменным стенам. Конечно, это опасно, но ощущения того стоят. Только наверху начинаешь по-настоящему чувствовать, что такое жизнь, а когда кровь не кипит, когда нет опасности или задора, жизнь — пустышка. Кстати, сегодня вечером у нас под холмами пикник. Если хочешь, можешь подойти, хоть ты, можно скребя сердце сказать, уже стара, мы будем рады. Музыку и танцы обещаю до самой глубины ночи. Но самое интересно будет ещё позднее, ведь от следующего поколения многое зависит, поэтому нужна разминка в его производстве…
Ганс всю жизнь прилежно выполнял любое задание, какое ему давали старшие по званию. Он искренне верил, что именно поэтому попал в экипаж корабля, хотя уже проклинал этот полет, из-за которого вместо того, чтобы стать героем, он очутился черт знает где. Но старые привычки не оставляли его, даже в эти не легкие минуты, в связи с чем он, обходя город, очень внимательно изучал людей и их жизнь, отмечал про себя основные особенности. Он пристально рассматривал прохожих, заходил в магазины, заглядывал в окна домов, останавливался везде, где стояли и другие.
Остановился он и рядом с телегой, запряженной жилистой кобылой. Из какого-то склада рядом высокий, мускулистый, но уже не молодой человек таскал ящики и мешки.
Штурмана почему-то заинтересовал рабочий, и он, некоторое время наблюдая, спросил у него:
— Извините, не подскажите ли, чем вы занимаетесь?
Рабочий перевалил, не спеша, несколько мешков и, видя, что от него все ещё упорно ожидают ответа, сказал с явной неохотой:
— Работаю.
Ганс сначала растерялся, затем расслабился и усмехнулся:
— Я хотел спросить…
Не ожидая, когда он закончит, рабочий бросил в телегу ящик и сказал:
— Часть этого груза я должен в одно место доставить, другая часть моя, и я буду её реализовывать. Я, конечно, воспользуюсь отдыхом, но задавайте вопросы быстрее, у меня ещё много работы.
— Это и есть ваша работа, который вы зарабатываете на жизнь? — спохватился и затараторил Ганс.
— Нет, я работаю ещё во многих местах. Кроме перевозок и продаж, я занимаюсь разнесением почты, разведением скота, строительством, работаю в шахте, копаю могилы, колодцы и погреба, и еще другая мелочь. Но я не работаю, чтобы зарабатывать на жизнь. Чтобы прожить мне и не пришлось бы работать. На самом деле, я живу, чтобы работать…
— Что-то я вас не понимаю…
— Что же тут не понятного. У медали две стороны. Во-первых, из-за катастрофы людям надо работать, без этого не будет прогресса. Но, как видишь, не все работают, как я, поэтому мы уже столько веков топчемся на месте. Во-вторых, если я не буду работать, то чем же я буду заниматься? Это единственное, что меня есть, это моя жизнь. Чтобы жить, ты дышишь. Чтобы жить, я работаю. Но теперь всё, мне надо работать…
Эф-Кей несколько удивился, когда увидел самую обыкновенную деревянную церковь, стоящую одиноко на краю центральной площади города. Она была очень стара и обветшалая, хотя было видно, за нею пытались следить. Высокая дверь жалобно скрипнула, когда Эф-Кей заходил внутрь, словно он первый, кто открыл её за несколько десятилетий. Внутри было совершенно пусто, голые стены, лишь за грубо обтесанным камнем алтаря у противоположной стены церкви стоял одинокий, в рост человека, деревянный крест.
Через несколько мгновений из боковой двери к астронавигатору выбежала с приветствиями престарелая монахиня и, по-матерински поглаживая спину и голову Эф-Кея, повела его в проход, откуда вышла.
— Я и не думал, что тут ещё верят в Бога, — говорил астронавт.
— А никто больше и не верит, я осталась последней, — рассказывала старая монахиня. — Это повелось ещё с допотопных времен. Конечно, после катастрофы, рассказывали, люди ещё ходили во вновь построенные церкви для того, чтобы по привычке выполнять старые ритуалы, как делали раньше, но не долго. Теперь здесь осталась богадельня и я с нею да Богом.
Монахиня перекрестилась и провела Эф-Кея в тёмный коридор, при этом сильно хромая.
— Что у вас с ногой? — астронавигатор обхватил старуху, чтобы ей было легче идти.
— Когда я была ещё молодой, я много посещала город, просила людей ходить в храм и молиться, дабы Бог, — монахиня перекрестилась, — вновь не наказал потопом, уже в третий раз. Но людям ничего не нужно было. Тогда я помогла больным людям, которых сразу бросали их дети и родные, но и те, лишь вставали на ноги, прогоняли меня, говоря, что надоела. Пока сильная была, я помогала и в строительстве, и в шахтах, но вскоре сама заболела. Я тогда неделю пролежала одна почти без движения, и лишь молитвы мои к Богу, — старуха вновь перекрестилась, — спасли меня, и тогда я открыла богадельню для всех больных, бездомных и проезжих. Но недавно хотела опять выйти в город, пошла на холмы и хотела привести сюда убийцу из пещеры, куда его загнали. Я его долго уговаривала, а он не хотел идти. Пока через несколько дней уговоров не перебил камнем мне ногу. С тех пор и хромаю.
Выговорив, что копила в себе, монахиня тяжело вздохнула непониманию людей. Тем временем они с Эф-Кеем вошли в обширную залу с множеством окон и прилежно застеленных кроватей. Эф-Кей успел заметить несколько огромных жирных туш, заскакавших среди постелей и тут же спрятавшихся под одеяла.
Когда они с монахиней подошли, это оказалось несколько парней и девушка разных возрастов, еле помещавшие свои тела на кроватях и распластавшие распухшие головы на подушках.
— Это дети мои, нуждающиеся, пришедшие с разных мест. Они тяжело больны, и я приютила их по милости Бога, — монахиня перекрестилась.
— Мать, Вы знаете, что эти овощи совсем не больны и обманывают Вас? — спросил Эф-Кей, смотря на сально улыбающиеся толстые лица.
— Послушай, узкоглазый, — сказал, хихикая, один из них, почти мальчик. — И нам, и маме хорошо. Что же ещё надо?..
Трудно сказать, случайно Дэн натолкнулся на библиотеку, или специально искал, но он с удовольствием зашагал к приземистому зданию, так как любил читать.
Сначала, подходя, Дэн испугался, что здание закрыто, таким обветшалым оно было. Но дверь легко поддалась, и он обрадовано вошёл.
Внутри было просторно. Повсюду стояли стойки с полками, на которых пылились книги, а в дальнем углу зала, в полутьме, на свету из окна сидел в кресле молодой человек в очках и читал увесистый том.
Подходя к нему, Дэн неуклюже шаркнул ногой, и человек в кресле, испуганно вздрогнув, поднял голову, лишь сейчас заметив астронавта.
— Извините, если я напугал Вас.
— Ничего, просто я не ожидал посетителей.
Человек был худой, бледный как простыня и близоруко щурился сквозь очки.
Дэн провел рукой по черенкам книг.
— У вас большая библиотека.
— Самая большая на планете, — ответил библиотекарь, вновь уставившись в книгу.
Взяв наугад несколько томов, Дэн удивился:
— Они на разных языках!
— Да, до катастрофы говорили на многих языках. Но потом людей стало мало и это потеряло смысл. Тогда все выбрали английский. Но теперь это никому не нужно, — библиотекарь махнул в сторону двери. — Их теперь ничего не интересует кроме еды. Я был ещё маленьким, когда приходил последний посетитель.
— Вы бы попытались донести им эти знания.
— Нужно это мне. Они занимаются своими делами, а я читаю. Я много лет не интересуюсь ими и не выхожу в город.
— Как же это? Как Вы живете?
— У меня свой огород, тем и питаюсь. В книгах море знаний, как выжить самому. А снаружи жизни всё равно нет. В книгах и то интереснее.
— Вы считаете, что Ваша жизнь в мечтах и иллюзиях лучше действительности?
— А почему нет? Что там интересного? Одна дикость, и мне кажется, что они никогда не достигнут того уровня развития, что люди до катастрофы.
— Вы не пробовали перенести свои мечты в реальность? Возможно, появился бы и прогресс.
Библиотекарь поёжился в мягком кресле.
— Не думаю, что это возможно. Как можно светлое создать в серости обыденности? Здесь намного уютнее, нет никакого беспокойства. Я прочитал почти все книги, буду скоро перечитывать…
Было уже совсем темно, когда экипаж корабля, наконец, полностью собрался. Через некоторое время хлынул сильнейший ливень.
— Ну, как вам понравилось в городе? — спросил появившийся мэр.
— Сумасшедший дом, — откровенно высказался Дюран.
— Точно, в вашем городе все сумасшедшие, ударившиеся в какие-то крайности, — добавила горячо Лимия.
— Крайности, кто в какие в меру своего сумасшествия, — закончил Эф-Кей.
— Я ожидал такой реакции, — даже как-то весело сказал мэр. — Только вы ошибаетесь. Такое происходит не в нашем городе, а по всей планете. После катастрофы людей стало мало, исчезли миллиарды человек. Вот и приходится оставшимся делать всё за погибших. К сожалению, работа огромна, и это увлекает. Так что же вы решили?
Капитан внимательно посмотрел на команду. Все почти незаметно кивнули, когда его взгляд пробежался по ним.
— Мы улетаем…
Перед отлетом экипаж решил обсудить всё, что стало известно.
— Я был в библиотеке, — рассказывал Дэн, — и узнал, что катастрофа произошла много веков назад, и осталась лишь небольшая кучка людей.
— Катастрофа родилась не на планете, — говорил Эф-Кей. — Я выяснил, проанализировав все данные, что в систему извне прилетел огромный метеорит. Он разделился на две части. Одна часть, крупнее, закрепилась на орбите Солнца в поясе астероидов и теперь там рождается планета. Другая часть весом чуть меньше трети луны врезалась в неё. Равновесие системы нарушилось, и на Земле начались глобальный прилив и другие катастрофы из-за увеличившейся массы спутника.
— Не понимаю, как люди не уследили? — вставил Ганс.
— Под действием катастрофы и вековых трудностей у людей укрепилась патология, — объясняла Лимия. — Просторы на континенте большие, но возможностей мало. Поэтому люди окунаются всем естеством в своё дело и достигают в нём крайности. Другими словами, иначе как не задумываться ни о чем и работать или бездельничать, у людей нет других целей в жизни.
Корабль мягко оторвался от поверхности и устремился вверх. Как его никто не встречал, так его никто и не провожал. Лишь мэр одиноко стоял под стеной дождя и печально улыбался, держа в руке пакет с открытиями астронавтов.
— Что же дальше делать? Куда теперь мы летим? — сыпались вопросы на капитана.
— Дом ведь остался там… — тихо было слышно время от времени.
Капитан Ник сидел мрачный и углублено размышлял, смотря на карту Вселенной. Внезапно он усмехнулся, а затем весело, от души рассмеялся. Команда решила, что он сошёл с ума, но Ник сказал:
— Не беспокойтесь, я знаю куда лететь. Сначала мы будем выполнять свой долг: изучать новые тайны Вселенной у её центра. За это время, возможно, на Земле люди смогут выйти из тупика, сейчас мы им не поможем ничем. Им теперь должно быть легче — их не разделяют ни границы стран, ни языки, ни религии. Если у них все получится, то наше дело не пропадёт. А вернуться всё равно придётся. Знаете почему? Помните, как мэр называл город, континент и планету? Патрия. Я вспомнил, что это значит. И как я сразу не догадался? И вы тоже хороши! Ведь со всех романских языков это переводиться не иначе как…
Словно вздох пронёсся среди астронавтов и, как по волшебству, все одновременно шепнули:
— …Родина…